* * * О красном вечере задумалась дорога, Кусты рябин туманней глубины. Изба-старуха челюстью порога Жует пахучий мякиш тишины. Осенний холод ласково и кротко Крадется мглой к овсяному двору; Сквозь синь стекла желтоволосый отрок Лучит глаза на галочью игру. Обняв трубу, сверкает по повети Зола зеленая из розовой печи. Кого-то нет, и тонкогубый ветер О ком-то шепчет, сгинувшем в ночи. Кому-то пятками уже не мять по рощам Щербленый лист и золото травы. Тягучий вздох, ныряя звоном тощим, Целует клюв нахохленной совы. Все гуще хмарь, в хлеву покой и дрема, Дорога белая узорит скользкий ров... И нежно охает ячменная солома, Свисая с губ кивающих коров. <1916> |
* * *
Zamyslela se cesta, večerem zarudlým
v keře jeřabin šero ukrývá.
Světnice-babka bezzubým zápražím
voňavý koláč ticha pojídá.
Podzimní chlad se táhle mlhou krade
laskavý, krotký, k samým vratům sýpek;
pachole od krav přes sklo namodralé poulí oči na hru šedých kavek.
Kol komína se mihotavě třpytí
z načervenalé pece vysypaný popel.
Kdosi chybí a úzkoretý vítr
šeptá o někom, kdo v noci zašel.
Kdo se podnapilý nikdy neuloží
v stínu keřů do zlatavé trávy.
Těžký povzdech, jež se v ticho noří,
líbá zobák rozcuchané sovy.
Je pochmurno, vše v chlévě podřimuje,
kluzký vzorek cesty se bělá ode vrat…
Slyšíš jen něžné vzdechy slámy ječmenové,
visící z tlam přežvykujících krav.
|
